Стрыйковский также прилагает немало усилий для доказательства древности происхождения основанного Мосохом «народа мосхов» и одновременно полемизирует с получившей широкую известность после публикации записок Герберштейна теорией, объяснявшей происхождение названия ключевого для «мосоховой» генезы топонимического маркера «Москва» от «реки, города и столичной крепости». Стрыйковский, отстаивая свою позицию, апеллирует к логике: доказав с использованием конкретных исторических примеров тот факт, что крепость Москва имеет относительно недолгую историю, он приходит к выводу, что «имя Московского народа было известно древним историкам благодаря Мосоху».

«Мосохову» и «сарматскую» генезы Стрыйковский согласовывает с помощью двух доводов. С одной стороны, он ссылается на уже упоминавшийся нами выше фрагмент 8-й главы 1-й книги третьей редакции хроники Кромера, где сходство упоминавшихся древними авторами Мосхов и русских или роксолан объяснялось их близким соседством, повлекшим за собой «обмен» этнонимами. С другой стороны, Стрыйковский предпринимает попытку соотнести две противоречащие друг другу теории славянского этногенеза через анализ взаимоотношений эпонимов Мосоха и Сарматы. Сармата характеризуется Стрыйковским как «родственник» Мосоха, на том основании, что оба они имели общего главу родовой иерархии — Ноя. Сославшись на Книгу Бытия, 14-ю главу «Antiquita — tum Hebreicarum» Иосифа Флавия и сочинения Бероса польский автор описывает взаимоотношения этих персонажей и их народов после разрушения Вавилонской башни, в частности свидетельствует, что Мосох отправился вслед за Сарматой «через армянские горы, и скифские или татарские поля из восточных стран в северные части мира, и осели они оба прямо на побережье Понтского или Черного моря в 131 г. после Потопа».